Серенити отвела взгляд к окну.
«Потому что я любила» — уныло подумала она. Всё было так просто и так мучительно. Она любила, но так и не дождалась взаимности.
***
Меланхолическое настроение Серенити не отступило и тогда, когда она вошла в Амстердамский свободный университет (прим. VU – Амстердамский свободный университет входит в число ведущих университетов Европы и является ведущим научно-исследовательским университетом Нидерландов), и погрузилась в болтовню и смех ребят её возраста. Она их видела, но по правде говоря, не могла никого различить. Это было как-то неправильно находиться здесь, и ей казалось, что уже никогда Нидерланды не смогут быть для неё уютным домом, не тогда, когда она знала, что Виллем живёт в той же стране, и дышит тем же воздухом, что и она.
Серенити должна была пойти в приёмную комиссию университета, но вместо этого направилась в библиотеку. Там находился газетный киоск, и прямо по центру красовалось фото Виллема собственной персоной. Прежде, чем она поняла, что творит, Серенити схватила журнал и пробежалась взглядом по статье.
Одно слово захватило её внимание.
Милан.
По словам журнала, никто не ожидал увидеть Виллема на конференции в Милане, и его приезд навёл полную суматоху. Аналитики высказывали свои самые смелые прогнозы, начиная с того, что он собирается поглотить одну из пришедших в упадок итальянских компаний, заканчивая предположениями того, что он там из-за флирта с некой итальянской кинозвездой.
«Они не знали, а Шейн знала», — подумала Серенити.
Её сестра знала ещё вчера, а они не знали.
И внезапно, она решила, что с неё достаточно.
***
Мелани всё продолжала верещать и бушевать.
— Думаешь, я позволю тебе вот так просто уехать, ты маленькая неблагодарная сучка?
Серенити продолжала неподвижно сидеть на своем месте, слушая, но ничего не слыша.
— Отвечай! — Кулак Мелани врезался в поверхность стола, заставляя его вибрировать.
Серенити только открыла рот, дабы ответить, но тут отворилась дверь, и в комнату вплыла Шейн.
— Господи, — протянула она, — что ты тут устроила, мамочка? Что случилось? — Шейн чмокнула Мелани в щёку, перед тем, как заняла стул напротив Серенити. Она позволила себе беглым взором окинуть девушку, и была рада заметить её красные и заплаканные глаза.
«Аха-ха», — без капли сочувствия думала Шейн.
Мелани метнула в неё разъярённым взглядом.
— Быть может ты поговоришь с этой маленькой неблагодарной сучкой? — Прошипела она Шейн. — Идиотка собирается покинуть мой дом, ради учёбы в Греции!
Брови Шейн поползли на лоб в удивлении.
— Греция? — Для неё была безмерно отвратительна такая идея, ибо она не сможет больше издеваться над сестрой, и наблюдать, как сказанные ею слова искажают болью лицо Серенити. — Я согласна с мамой, это плохая идея для кого-то вроде тебя…
Серенити быстро прервала её:
— Но я всё же еду.
Шейн прищурила глаза.
— Прошу прощения, — она ожидала, что Серенити отступит, как всегда, но вместо этого, сестра встретила её пристальный взгляд – бледная и безмолвная. Серенити никогда не шла против воли Мелани или её, и на один ужасный миг, Шейн показалось, что сестра узнала всю правду.
«Нет, это невозможно», — подумала Шейн, хотя сердце и пропустило пару ударов. В ту ночь, когда Виллем постучался в дверь её комнаты, он был однозначен и непреклонен в своей просьбе: Серенити должна поверить в то, что он и Шейн продолжают встречаться, и она должна говорить что угодно сестре, лишь бы та держалась подальше от него.
— Прежде, чем я соглашусь, хочу, чтобы ты ответил на один вопрос, — Шейн повернулась к нему лицом. На ней была надета полупрозрачная ночная рубашка, которая своими кружевами едва скрывала её нагое тело. Она смотрела на него с некой одержимостью, когда с яростью поняла, что Виллем видит в ней простого собеседника, будто она мужчина.
— Я знаю о чём ты хочешь спросить, и мой ответ – это не имеет никакого значения, — голос миллиардера был резким, а лицо непоколебимое. — Вижу по твоему лицу, ты знаешь, что я провёл с ней ночь. Это был первый раз, и он станет последним с твоей помощью.
— Это потому, что она была девственница, а я нет? — Шейн не смогла удержаться, потребовав от него резко. — Это твой новый фетиш? Лишение девственности? — Ледяной гнев, вспыхнувший в ярко-голубых глазах Виллема де Конаи, остудил её жар, и ей пришлось проглотить слова, которые она собиралась бросить ему в лицо.
— Никогда, — медленно сказал миллиардер, — не говори подобного в моём присутствии.
— Прости, — пред гневом Виллема де Конаи, у неё не было другого выбора, как извиниться. — Но ты не можешь винить меня. Я знаю, что ты не любишь меня, но моя сестра? Почему из всех, именно она? — Она также довольно давно знала Виллема, чтобы прочитать его эмоции по лицу. Она понимала, что её невинная шарада вывела его из себя, но также, она прекрасно видела, что если она сейчас всё правильно обыграет, то вновь заработает его благосклонность.
«Бинго», — подумала Шейн, заметив, как румянец пробивался сквозь загорелую кожу миллиардера от её слов.
— Этого больше не случится, — тяжело вздохнул миллиардер. — Я буду тебе очень признателен, если ты посодействуешь мне в этом деле, и поверь, ты получишь достойное вознаграждение за это.
Шейн опустила взгляд, чтобы миллиардер не увидел блеска в её глазах, при упоминании вознаграждения. Тем не менее, она сделала вид, что отказывается, отвечая дрожащим голосом:
— Мне не нужны награды, чтобы помочь тебе в том, что ты просишь. Ты предал меня. Ты и Серенити предали меня, — она позволила горечи обиды показать свои клыки, понимая, что это позволит её словам звучать правдоподобнее. — Держать её подальше от тебя, доставит мне сущее удовольствие.