Оу.
Виллем смотрел, как Ахерон обошёл машину, и положил руку на талию его Серенити. Он ожидал, пока она оттолкнёт руку чужого мужчины, или по крайней мере выявит какой-то знак отвращения, или неприязни. Но ничего подобного не произошло. Вместо того, она позволила своему греческому боссу увлечь её вперёд.
Как истинный гостеприимный хозяин, Ставрос поприветствовал прибывших, но также сверлил Серенити взглядом полным неодобрения. Это заставило её щёки залиться румянцем, но она всё так же оставалась захваченная в плен рук Ахерона, не в силах заставить себя отойти от него.
«Всего лишь игра, — упрямо напомнила она себе. — Это всего лишь игра, чтобы не говорил Виллем».
Ахерон повернулся в сторону Голландского миллиардера, подталкивая и Серенити посмотреть на него.
— Большое удовольствие, наконец-то познакомиться с вами лично, — услышала она голос Ахерона, когда он протянул руку Виллему. — Хоть я уже и наслышан о вас от моей помощницы.
— Тогда, боюсь, я был представлен не в самом лучшем свете, — ответил Виллем с краткой улыбкой, которая не коснулась его глаз. — К сожалению, о вас, мисс Роли не упоминала ничего, — всё время, пока миллиардер говорил, взгляд его даже не дрогнул в сторону Серенити.
— Она, видимо, слишком застенчива, — игриво ответил Ахерон. — Правда, радость моя? — И когда греческий босс улыбнулся ей, наконец-то, она заметила, как Виллем взглянул на неё.
Это длилось какую-то долю секунды, и она даже решила, что ей всё показалось, опять плод её воображения.
Но она знала, что это неправда.
Душераздирающая боль во взгляде Виллема заставила Серенити почувствовать себя ещё хуже, чем дешёвой шлюхой, которой называла её Шейн.
«Всего лишь ложь, — вторила она себе. — Ложь, ложь, ложь, — скандировала она в уме, когда наконец-то встретила его взгляд.
— Мисс Роли.
— Мистер де Конаи.
Он кивнул.
— Было приятно вас повидать.
Она смотрела, как он уходил. Сердце колотилось в горле, и она ненавидела то, как он заставил её чувствовать себя. «Он поступил хуже», — напомнила она себе. Намного хуже, чёрт. Так почему же она тогда чёрт подери, так ужасно себя чувствует?
Вскоре Ахерон уехал, хоть Ставрос и приглашал его войти. Оставшись наедине с греческим миллиардером, Серенити продолжала ощущать на себе его неодобрительный взгляд, и сухо сказала:
— Ты не понимаешь.
— Да неужели? — Спокойно поинтересовался он. — Мне достаточно только взглянуть на лицо моего друга, чтобы понять, что ты лжёшь.
— Ты ничего не знаешь! — Закричала она, поворачиваясь к нему лицом. — Тебя там не было, когда он сделал меня… — она подавила всхлип. — Он первый причинил мне боль!
— За которую ты хочешь отомстить? — На мгновение Ставрос замолчал. — Думаю, сегодня ты своего добилась. Кажется, он ясно понял твой посыл. И более не потревожит своим присутствием.
***
Виллем даже не удивился, когда с рецепции сообщила, что к нему пришла девушка-посетитель, он приказал провести её к нему, зная, что это была Серенити. Быть может, сказывались года, на протяжении которых они были знакомы, или совсем новые, абсолютно невероятной силы любви, которую он испытывал к ней, но всё больше и больше ему казалось, что он понимает, как устроен её разум.
Это было очевидно с того самого момента, как она взглянула на Виллема, хоть и стояла тогда с Ахероном. Он точно знал, что как только у неё появится возможность, она тут же придёт к нему. И в конце концов, Серенити имела неимоверно обострённое чувство справедливости, и с каждым годом оно только росло.
Но это не означало, что она не может удивить его, мрачно думал Виллем. Например, сегодня, видеть то, как Серенити касается рука Ахерона, было словно удар под дых. Был понедельник, учебное время, и он даже не утрудился поинтересоваться чем она была занята, когда отказалась встретиться с ним.
Минутой позже, она уже стучала в дверь его номера, и когда Виллем открыл её, обнаружил, что она вся дрожит и абсолютно подавлена, а в небесно-голубых глазах залегли страх и вина. Она переоделась, что было мудрым решением, Серенити также слишком хорошо его знала, и понимала, что нельзя показываться ему на глаза в той же одежде, в которой была с греческим боссом.
— Входи, — вежливо произнёс он. Это единственное, что ему удалось сказать, потому что именно в тот момент, он осознал, что запросто можно любить и ненавидеть кого-то одновременно. Это было иррационально, особенно для такого человека, как он, но это была сущая правда.
Он не стал провожать её взглядом, когда она прошла мимо, входя в номер, и намеренно тянул время, запирая дверь, хотя снаружи и стояла охрана. Ему нужно было несколько секунд, чтобы взять себя в руки, и думая, что уже возымел над собой контроль, он повернулся к Серенити, и сразу же осознал, как ошибался.
Он всё ещё был жутко зол на неё.
— В-Виллем, — он продолжал буравить её холодным взглядом, как никогда прежде, и Серенити была не в силах его вынести. Она знала, что ей должно быть всё равно на это. Ведь это и было её целью, не так ли? Причинить ему боль. Потому что именно это Виллем де Конаи сейчас и чувствует. За непроницаемой маской его прекрасного лица, за ледяным щитом, которым он так умело прикрывался, скрывалась боль, и всё по её вине.
Не этого ли она и хотела?
Содрогаясь всем телом, она ждала, пока он первый заговорит. Она умоляла его глазами, молила дать знак, что он не…
«Что он не что?» — отчаянно подумала она.
Внезапно, он всё же произнёс:
— Серенити…
Тон был выбран неверно, и она покачала головой. Она не хотела слышать его голос тогда, будто он произносит её имя в последний раз. Запинаясь, она всё же сказала: