Без предупреждения, он скользнул своим всё ещё возбуждённым членом в её влажный вход, который был обильно увлажнён его спермой. Серенити вскрикнула, но Виллем быстро накрыл её рот рукой. Он жёстко её трахал, а она кричала в его руку, встречая его каждое движение, желая ещё глубже заполучить его.
Шлёпающий звук его яичек о её попу, заставил Серенити закатить глаза от удовольствия, и когда Виллем усилил прогиб её тела, она взорвалась диким оргазмом. Она застыла в беззвучном крике, с его именем на устах, пока Виллем с дикой яростью всё сильнее врезался в неё, в погоне за своим освобождением.
Немного восстановив дыхание, Виллем вышел из неё, начисто вытерев промежность Серенити идеально белым носовым платком, поправил платье, а затем насухо вытер член и застегнул молнию брюк. Закончив с ремнём, он взглянул на Серенити, и понял, что она побледнела.
Его сердце сжалось, и он резко сказал:
— Я не позволю тебе сожалеть об этом.
Срывающимся голосом она ответила:
— И не буду, — но всё равно, что-то было не так.
Они смотрели друг на друга.
И он вновь почувствовал это – любовь, которую для него открыли Миколас и Вельвет Салис. Любовь постоянную и прочную, любовь, которая была чистой и глубокой, которая выросла из дружбы двух родственных душ.
Именно такая любовь и была между Виллемом и Серенити, только он упустил её, прежде, чем осознать, что именно это она и была.
Виллем взглянул на Серенити, и прекрасно понял, о чём она думала, и что боялась сказать.
Потому что он любил её.
Потому что он всегда любил её.
— Сири, — он сделал шаг ей на встречу, но тут же его грудь сдавило, понимая, что она вздрогнула в страхе, будто его близость причиняла ей боль. Виллем остановился, хотя ничего больше в мире не желал, чем броситься к ней, заключить в объятия и любить и дорожить ею так, как она того заслуживала.
Тяжело дыша, он сказал:
— Ты должна позволить мне объясниться о Шейн, — Серенити вздрогнула от упоминания имени сестры, и от вида опустошения в её глазах, Виллема практически пал на колени.
— Никогда, — голос Серенити был звонкий и холодный.
Он хотел возразить, ведь прекрасно понимал, что пока они всё не выяснят, не смогут двигаться дальше. Но, Боже, она выглядела такой чертовски слабой, будто вот-вот развалится на части, что у него не хватило духу ей возразить.
Её губы изогнулись.
— Это всегда будет то, чего я хочу, — отводя взгляд в сторону, она прошептала, — я достаточно наслышана о вас двоих от неё.
Виллем замер.
— Ангел…
Она дёрнула головой и взглянув на него была переполнена чувством предательства, мощной волной которого, Виллема практически оттолкнуло от неё.
— Сири…
— Ты сказал ей про это, — в её голосе было столько боли. — Как ты мог?
— Нет, — его голос был жёстким. — Я не говорил ей, — внезапно, он осознал откуда вся эта ненависть, каким образом мысли о мести медленно, но глубоко внедрялась в неё. Чёрт бы тебя побрал, Шейн. Он заставит эту стерву заплатить за содеянное, даже если это будет последняя вещь, которую он сделает.
Сделав шаг вперёд, он крепко сжал её плечи.
— Посмотри на меня, — скомандовал он.
Она знала, что не стоит подчиняться ему, но не смогла устоять, ведь любила и ненавидела его одновременно.
— В ту ночь, когда мы занимались любовью… — он тяжело дышал, — я взглянул в твои глаза, и понял, что то, что ты мне говорила, было правдой. Ты любила меня.
Серенити побледнела от его слов.
— Прекрати.
Но казалось, миллиардер не слышал её.
— Это выбило почву у меня из-под ног, и я понял, что хочу убежать.
— Я сказала прекрати, — прошипела она, хоть слёзы уже струились по её щекам. Она не могла понять, почему он хотел это сделать, неужели не понимал, как вогнал её в агонию, а сердце вырвав из груди, разорвал в клочья, хоть она и молила его остановиться.
Пожалуйста.
Пожалуйста, подожди.
Пожалуйста…
Хриплые рыдания содрогали её тело, и вырвавшись из его хватки, она стала колотить его в грудь.
— Я ненавижу тебя, — она снова и снова била его в грудь, будто вместе с гневом из неё выходил весь яд, впрыснутый в её систему. — Я ненавижу тебя. Ненавижу. Она всё мне рассказала. Всё.
— Серенити остановись, — его лицо было сконцентрированным и жёстким. Он не мог терпеть невыносимой боли, исказившей любимое лицо.
— Она сказала, что ты заплатил ей, чтобы она не подпускала меня к тебе.
Виллем замер.
— Она с-сказала, ч-что ты опасался, б-будто я стану преследовать т-тебя и у-умолять вернуться…
Он не собирался давать ей закончить.
— Достаточно, Сири, — её боль была слишком невыносима. Он в отчаянии припал к её губам, и когда слёзы Серенити смешались с их поцелуем, он ещё отчаяннее стал её целовать, желая, чтобы через поцелуй он смог забрать её боль.
— Позволь мне всё объяснить, Сири, — прошептал он ей в губы.
— Я никогда не поверю тебе, — тупо сказала она.
Виллем сглотнул.
— Я всё равно открою тебе правду, — он сильнее обхватил её. — Ты ведь знаешь историю о моих родителях, которые, практически уничтожили своих детей, из-за того, насколько разрушительной была их любовь. Это была единственная форма любви, известная мне, и которой я отчаянно избегал в своей жизни. Когда ты впервые сказала мне, что любишь, я тебе не поверил. Но затем, в ту ночь… — он громко вздохнул. — Я понял. Это была правда. Я также понял, что должен уйти, потому что считал, что не люблю тебя.
Серенити попыталась вырваться, отрывисто бросая ему:
— Но ты и не любил. Если бы любил, не смог бы тогда уйти…